Александр КОНОНОВ

Кононовы и Конновы,

Коваленко, Острожновы, Дробиткины

История семьи

Материал доступен в Интернете по адресу:

http://aakononov.narod.ru/

Идеология  и методика написания истории семьи  представлена на сайте  http://www345.narod.ru/

С(с) Кононов Александр Анатольевич, 2003 К

2005-2011

Благодарности

    Большую часть из того, что мне известно о моих предках по линии отца, мне удалось узнать от моей тети - Весниной Валентины Артемьевны, родной сестры отца. Она врач-невропатолог. В прошлом она руководила научной лабораторией, работала помощником главного невропатолога Москвы. Сейчас она на пенсии, но продолжает работать невропатологом в районной поликлинике рядом со своим домом. Именно благодаря ее поддержке и заботе, мне удалось окончить в Москве сначала ВУЗ, потом аспирантуру и докторантуру. Далее в тексте я  называю ее просто тетей Валей.

Почти все, что мне известно об Острожновых, Дробиткиных и Коваленко мне удалось узнать благодаря Марии Дмитриевне Межерицкой (урожденной Острожновой), младшей сестре моей бабушки, Коваленко Анастасии Дмитриевны. 6 мая 2001 года ей исполнилось 89 лет. Вскоре после этого она умерла во время операции в одной из московских клиник.

          Галина Закржевская дочь Марии Дмитриевны по моей просьбе опросила Марию Дмитриевну о семье Острожновых, и всех других моих предках по материнской линии и помогла мне записать эту информацию.

От автора. Я надеюсь...

          Идея о необходимости создания истории семьи пришла ко мне, когда я по просьбе тети Вали стал собирать и восстанавливать подборку стихов отца – Кононова Анатолия Артемьевича. Сейчас, когда я пишу эти строки мне уже за 40. У меня много детей. Я надеюсь, что начатая мною история семьи поможет им в жизни. По крайней мере, они не будут чувствовать себя так «бесконечно одиноко», как об этом писал Камю, а будут представлять себя звеном в этой цепочке поколений, начатой нашими предками, будут чувствовать большую ответственность за ее достойное продолжение. Я надеюсь, что этой работой мне удастся заложить традицию, по которой мои дети и дети моих детей и их дети, и дальше и дальше... будут передавать эту Историю нашей семьи из поколения в поколение и дописывать ее по мере возможности.

    Судя по рассказам тети Вали, наши предки были крестьянами, до отмены крепостного права жившими где-то под Рязанью. Получив свободу, они перебрались в Башкирию и поселились недалеко от города Стерлитамак. Там заняли свободную землю и образовали деревню. Во всей деревне были только Кононовы и Конновы. На сайте «Русские фамилии» дано следующее толкование происхождения этих фамилий:

КОНОНОВ
КАНАЕВ, КОНАШОВ, КОНКИН, КОННОВ, КОНОВ, КОНОНЫХИН, КОНШИН, КОНЫШЕВ, КОНЬШИН, КОНЯЕВ

Конон - очень распространенное в старину имя (греч. - трудящийся, трудолюбивый). От него фамилия Кононов. Остальные фамилии от производных форм этого имени.

    Из этого периода жизни осталась одна фотография - самая ранняя из всех имеющихся, предположительно 1910 года. Эта фотография выполнена на толстом картоне. На ней сидят - мой прадед Филипп Кононов с женой, моей прабабушкой. О прабабушке известно, что она была повитухой и мудрой женщиной, за советом к которой ходила вся деревня. У них было пятеро детей.

Мой дед – Кононов Артемий Филиппович

(1895 – 1966)

          Дед родился 3 ноября 1895г. У него было два брата и две сестры. Женился дед на Конновой Матрене Романовне.

На следующей фотографии, сделанной в 1919 году, примерно через год после рождения старшей дочери Аси, моему деду 24 года. Он сфотографирован с женой Матреной  Романовной (сидит) и дочерью Асей (малышка на руках у матери) и своей матерью (моей прабабушкой). Между прабабушкой и Матреной стоит сестра Матрены.

Следующая фотография сделана приблизительно в 1926 году в Стерлитамаке, Башкирия.

Мой дед  на этой фотографии стоит за своей женой  Матреной Романовной и дочерью. Старшая - Ася  выучится на врача-фтизиатра, сама заразится туберкулезом и умрет в 1947 году в возрасте 29 лет. Именно она внушит тете Вале мысль о необходимости стать врачом, за что ей тетя Валя очень благодарна. Младшая девочка  умрет гораздо раньше. Дед в это время содержит постоянный двор, и бедняжке какие-то лихачи отдавят ногу телегой. Она будет, потом еще какое-то время ходить хромая, но все-таки не выздоровеет и вскоре после этого случая умрет.

Это первая фотография моего отца. Отцу  на ней примерно 5 лет. Он стоит рядом с дядей Сережей , братом матери Матрены Романовны. Дядя Сережа был известен своей добротой и простотой и, как рассказывает тетя Валя, был готов отдать последнюю рубашку любому нуждающемуся. Впрочем, открытость и бесхитростность была общей чертой всех Конновых. Поэтому они представляли бедняцкую составляющую села. Другое дело - Кононовы. Они были более практичны и отличались деловой хваткой.

На фотографии Конновы находятся слева от деда. Это дядя Сережа с сестрами. Справа расположились Кононовы. Сидит брат отца – Иван. Сзади стоят сестры – Дуся и Наташа. На фотографии нет еще одного брата деда – Петра. Петр отличался особой силой и был охотником. Но как-то во время неудачной охоты, не справился с кабаном и тот его сильно ранил. Вскоре от этой раны Петр умер.

С началом коллективизации, после раскулачивания, лишившись практически всего, опасаясь дальнейших репрессий и спасаясь от голода, Кононовы вынуждены были покинуть село. Конновы, их дети и внуки же до сих пор живут в том селе, многие их дети и внуки живут в Стерлитамаке и Уфе.

Иван уехал в Белоруссию. Его дети и внуки живут в Минске. Сестры деда уехали с мужьями в Среднюю Азию, в г. Сталинобад (теперь – Душанбе), столицу Таджикистана. Там угрозы голода не существовало. На базарах было изобилие хлеба, овощей, фруктов. В Душанбе они, их дети и внуки жили до 1990-х годов. Потом, в начале 1990-х, начался процесс вытеснения русскоязычного населения из республики и гражданская война, и они были вынуждены, бросив все, бежать. Кто-то уехал в Германию, кто-то поселился в Поволжье.

Дед же в 1930-х – 1940-х годах долгое время не решался далеко уезжать от родных мест. Начался 20-летний период жизни во времянках и на съемных квартирах. В Уфе училась на врача старшая дочь – Ася. Потом там же учился в Педагогическом институте мой отец, поэтому какое-то время жили в Уфе. Потом, на станции Белой. Дважды ездили в Таджикистан, жили там первый раз у одной сестры, во второй – у другой. Потом снова возвращались в Башкирию. Что бы прокормить и поставить на ноги троих детей деду приходилось много работать. Где-то дед работал учетчиком, где-то заведовал магазином. И все же дед, сам окончивший всего 4 класса церковно-приходской школы, сумел дать высшее образование всем своим детям.

Старшая сестра отца - Ася умерла в 1947 году. Мать отца - Матрена Романовна умерла в 1950-ом. После этого окончательно решили перебраться в Среднюю Азию. Мой отец был географом, и знал, что Средняя Азия – сейсмоопасный регион. Самым безопасным, по его мнению, была столица Киргизии – г. Фрунзе, расположенная в Чуйской долине, на плесовой «подушке», которая может поглощать любые волнения земной коры. Поэтому решили ехать именно туда. Во Фрунзе дед сначала построил времянку и большой сарай-мастерскую из самана, а потом с помощью моего отца, при финансовой поддержке тети Вали возвел большой кирпичный дом. Вскоре, после того как дом был построен, тетя Валя поступила в ординатуру в Москве, и перебралась туда на постоянное жительство с мужем и сыном Сережей. К этому времени родился я, и мы жили то в доме у мамы на улице Белорусской, то у деда.

Отец и мать поздно нашли друг друга. Когда родился я маме было 37, а отцу 39 лет. Я был поздним единственным ребенком в семье. Очень избалованным. Отказать мне в чем-то мог только дед. Об этом периоде нашей жизни отец написал ироническое стихотворение:

Во Фрунзе на Белорусской

Кононов Саша живет.

Мальчик чудесный, русый

Годик шестой идет.

Сашенька мальчик хороший,

Только немного шалун -

Любит он бросить калошу

Джеку на завтрак в чугун.

Любит стоя к нему боком

Кость пред собою вертеть,

Что бы ребяческим оком

Пляску его посмотреть...

День выпал солнечный нынче

Час уже пятый пошел

Юный болельщик алгинцев

Саша идет на футбол.

Любит он Колю Енцова

Любит Бориса, Мусу...

Вдруг в ожидании гола

Маме на ухо: - Самсу!

Мама же только присела

А уж готова лететь –

Что же тут можно поделать?

Сашенька хочет ведь есть!

Но и хотя к лимонаду

Как и к самсе он привык,

Саше их вовсе не надо,

Если он видит шашлык.

Вот он и деда Артема

Все норовит упросить,

Чтобы в пивной, что у дома,

Дед смог шашлыком угостить.

- Как же в пивной и без пива?

Денег нет, язва болит!

- Дедушка, можно без пива!

Можно один лишь шашлык!

Дед – это вовсе не мама,

Из деда веревок не вить!

Отказ деда - первая драма –

И опыт - вот она жизнь.

          К этому периоду относится и следующая фотография. На ней слева стоит сын тети Вали - Сережа, он на три года старше меня (сейчас у него своя фирма он производит изобретенный им прибор для ранней диагностики рака, который продает по всему миру; мы часто встречаемся; у него двое детей; дочка Аня, окончила институт по специальности менеджмент и маркетинг и сейчас работает менеджером в Сережиной фирме; сын Ваня учится в Московском Станкоинструментальном институте), между ним и дедом сижу я. На фотографии так же сынишка и жена фотографа. Их имен я не знаю. Фотография сделана у входа во двор дома,  который построил дед.

Дед умер от язвы желудка осенью 1966 года. Помню, как мы с мамой провожали их с отцом во фрунзенском аэропорту в Москву на лечение. Потом отец вернулся, но уже без деда. Это было шоком для меня, когда оказалось, что вместо деда отец привез небольшую урну с его прахом. Урна была захоронена на кладбище во Фрунзе. Я тогда очень скучал и по деду Артему и по деду Коваленко, о котором речь пойдет ниже и зимой того же года, даже как-то в компании моего младшего двоюродного брата Сережи Шаклова предпринял попытку поехать к ним обоим сразу, ну или к кому повезет. В тот день мы катались во дворе на санках, пока бабушка готовила обед, потом, когда мне в голову пришла эта несуразная идея, побросали санки, пошли на ближайшую автобусную остановку, сели в первый попавшийся автобус и поехали «на деревню к дедушке». Какая-то женщина в автобусе заинтересовалось, куда это едут два малыша. Ссадила нас отвела к себе на работу и от туда узнав, как моя фамилия, и где работает моя мама позвонила моей маме. Мама забрала нас. В тот день нас как следует выпороли. Помню, как мы с родителями ездили к той женщине, которая нас вовремя остановила, благодарить ее. Подарили ей дорогой сервиз.

Мой отец – Кононов Анатолий Артемьевич

(1921-1991)

          Отец родился 4 ноября 1921 года. Сохранилось несколько детских и юношеских фотографий отца.

На первой из них, крайне некачественной, вероятно, любительской фотографии 1932 года, отцу 11 лет:

          Следующая фотография датирована 1937 годом. Отцу 16 лет. Пока еще школьник:

          1938 год. Отцу 17 лет. Накануне призыва в армию:

В конце 1930-х, начале 1940-х отец служил в армии. Служил хорошо. По словам отца тогда в армии не знали что такое дедовщина. Наоборот, царила обстановка товарищества и взаимопомощи. Он довольно быстро продвигался по службе, новые звания получал одно за другим, но потом подхватил какую-то серьезную болезнь, чуть ли не менингит, и был комиссован с «белым билетом» в самый канун Отечественной войны. С ушами с тех пор он мучился всю жизнь и практически не слышал на одно ухо. Об успехах отца в армии свидетельствует наградная фотография 1940-го года. Отцу на ней 19 лет.

Вот оборотная сторона этой наградной фотографии:

Глядя на эту наградную фотографию отца, я всегда думаю, как мы, оказывается, походим друг на друга в военной форме. Для сравнения вот фотография принятия мною присяги летом 1982 года, правда, мне на ней уже 22 года:

Следующая фотография отца сделана после окончания войны в 1945 году, отцу – 24 года:

Еще одна фотография отца 1945-го года:

В годы войны отец учился в Педагогическом институте на факультете экономической географии. Потом преподавал экономическую географию в школе и техникумах.

Следующая фотография сделана в Киргизии, предположительно в 1956 году:

          На этой фотографии отец выступает в Красном уголке какого-то села в Киргизии.

Многие годы он был лектором-международником общества «Знание». Чтение лекций о текущем  международном положении было основным источником его доходов в конце пятидесятых - начале шестидесятых годов. Тогда еще телевиденья в Киргизии не было, и его лекции пользовались популярностью. Он ездил по селам и  городам Киргизии  пока не попал в автокатастрофу.

Это было на юге Киргизии в Ошской области. Тогда автомобилей было еще не много, и местные дехкане использовали асфальтированные шоссе для сушки хлопка по ночам. Отцу же надо было за ночь вернуться из Оша во Фрунзе. Для переезда он пользовался попутками. Шофер, который вел  автомашину в ту злополучную ночь, оказался новичком в этом районе и не знал местных обычаев. Когда автомобиль оказался на хлопковом покрытии, то он потерял управление и на полной скорости вылетел на обочину, оттуда в кювет и перевернулся. К счастью отец остался жив, но с тех пор, он практически перестал ездить по республике. Работал в Историческом музее, в Министерстве культуры, но главным полем его деятельности стала журналистика и рецензирование книг.

В начале 1960-х годов отец работал научным сотрудником в Киргизском историческом музее, где помимо прочего читал лекции по истории киргизов и русских поселенцев в Киргизии и проводил экскурсии:

Однако вскоре он закончил заочно Московский институт культуры, и стал библиографом. Из его объяснений, почему он решил поменять профессию, я помню следующее: «Когда-то в анкете Маркс указал, что его любимое занятие – рыться в книгах. Я с ним в этом полностью совпадаю. Став библиографом, я получил возможность заниматься своим любимым делом». Основным местом его работы была Центральная республиканская библиотека имени Чернышевского. Правда, позже, он перевелся в библиотеку поближе к дому – в городскую библиотеку имени Крупской, где и проработал до самой пенсии. Главными функциями его работы как библиографа – была подготовка информационно-обзорных материалов для райкомов, горкома и ЦК партии по самым разным вопросам. Мне почему-то запомнилось, как отец искал материалы о возведении высотных, фильтрующих труб в Японии. Это было накануне строительства во Фрунзе такой трубы на новой ТЭЦ.

Во времена работы в библиотеках  отцу часто доводилось проводить встречи с писателями. На фото 1975 года (выше) отец проводит встречу с писателем Дженчураевым, автором книги «Конец волчьей стаи» о борьбе с басмачами в 1930-х годах в Киргизии.

На следующей фотографии еще одна встреча писателей с читателями (но это уже в  1985-ом году):

Друзья и знакомые отца

          Друзья и знакомые отца, занимали особое место в его жизни. По крайней мере, они были основным предметом разговоров его с матерью. И, соответственно, их имена, и наиболее значимые события в их жизни были у меня все время на слуху.

Бешкарев

          В середине 1950-х годов произошла встреча отца с Геннадием Арсеньевичем Бешкаревым, пожалуй, самым близким его другом.

Бешкарев пережил отца на несколько лет и даже был на  его похоронах летом 1991 года.

          Именно, тогда я сумел разузнать у него историю их дружбы. Познакомились они в одном из санаториев Средней Азии, где Бешкарев работал заместителем директора по культурно-массовой работе.

          Отец приехал в этот санаторий с чтением лекций о международном положении. После чтения лекций отцу на ночь было предоставлено место в одной палате с Геннадием Арсеньевичем. В палате на столе у  Бешкарева лежали стихи. Отец увидел их и признался, что тоже любит поэзию и сам пишет стихи. Они провели бессонную ночь читая друг другу свои стихи и стихи своих любимых поэтов. После этого почти на сорок лет завязалась их дружба. И хотя жили они в разных городах: отец - во Фрунзе, Бешкарев в Алма-Ате, но душевная связь между ними не гасла. Вот одно из стихотворений Бешкарева, посвященных Сталину и семье моих деда и  отца.

Геннадий Бешкарев

Любви незыблемый союз

Друзья мои, не надо громких фраз!

Поговорим о Родине сейчас

Как о семье, где крепче всяких уз

Царит родства незыблемый союз.

Не спорьте же упрямые глупцы!

У всех есть братья, сёстры и отцы,

Которые нам ближе и родней

Бесчисленного множества людей.

Какой отец или какая мать

Ребёнка согласится поменять,

Хотя б чужой лицом был так хорош,

Что в целом мире краше не найдешь?!

В одной семье решили строить дом,

Но не чужим, а собственным трудом,

Копили долго нужные рубли,

Что всем семейством стойко берегли,

Не смея тратить лишнего гроша,

(По принципу «Была б жива душа!»),

Старик-отец, собрав остатки сил,

Лишения и тяготы сносил,

Чтобы забот не знали сын и дочь,

Когда его навек поглотит ночь.

Дом выстроен, и в нем живет семья.

В гостях у них не раз бывал и я,

И молвлю не для красного словца,

Что я влюблен и в сына и в отца,

А дочь, что повстречал я по весне,

Теперь так часто снится мне во сне!

Мне в этом доме радостно бывать:

Заботливая старенькая мать

И седовласый труженик - отец.

Что отдохнуть решился, наконец;

Сестра и брат, - (без мужа и жены),-

Друг к другу так заботливо нежны,

Что если б вы у них хотя б побыли час,

Невольно зависть вспыхнула б у вас!

Такие здесь и дружба и любовь,

Каких теперь не частое сыщешь вновь!

Но я отвлёкся, речь моя о том,

Как нелегко построить нынче дом,

Когда цена на кирпичи и лес

Повышена едва не до небес...

Иной пример я привести вам рад:

Другой отец, - солиден и богат, -

(Где он успел богатство накопить,

Я не рискну о том его спросить)...

Своих детей созвал он на совет.

Сказал: Сыны, мне вовсе дела нет

Что на уме у каждого из вас!

Не тратить слов и слушать мой приказ:

Начнем мы строить завтра по утру

Огромный дом. Ленивых я сотру!

А кто не хочет браться за дела,

Пусть прочь идёт, в чём мама родила.

И день и ночь струится липкий пот.

Один отец лишь сытно ест и пьёт,

А вся семья, в заботах и труде,

Давно живёт на хлебе и воде.

Построен дом просторный и большой.

Теперь бы время телом и душой

Передохнуть семейству, наконец,

Но вновь детей зовёт к себе отец

И говорит: "Могучий вы народ!

Вскопайте-ка скорее огород,

Разбейте сад, да сделайте забор,

Чтоб не забрался ночью ловкий вор.

С тех пор прошло немало зим и лет.

Но счастья в доме не было и нет.

Отец в великой гордости своей,

Решил теперь для младших сыновей

Такой же дом построить, а потом

Обзавестись и птицей и скотом...

Порой, желаньям нашим нет конца!

Покорна воле грозного отца,

Без радостей, без отдыха и сна,

Судьба семьи поистине грустна:

Убитая чудовищным трудом

Не входит радость в новый светлый дом,

И стала смерть, косой своей стуча,

Входить туда всё чаще по ночам.

Так, вот, друзья, без лишних слов и фраз

Поговорим о Родине сейчас,

Как о семье, где крепче всяких уз

Царит любви незыблемый союз.

1954 г. Ташкент - Троицкое.

Но дружба их не была безоблачной. Не во всем совпадали их литературные вкусы. Бешкарев не понимал стихов Пастернака. Одно из любимейших отцом стихотворений Пастернака «Сестра моя - жизнь» называл «маслом с гвоздями». Но действительно большим испытанием стал суд над Бешкаревым:

          Еще при жизни Сталина Бешкарев написал обличающее режим стихотворение и анонимно распространил его. Автора  долго разыскивали и нашли уже после смерти Сталина  в 1956 году. Казалось бы, за что сажать, если Сталин уже умер, и о преступной сущности его режима заговорили даже на съезде

партии? Но стихотворение клеймило не только самого Сталина, а в не меньшей степени тех, кто его окружал. А ведь они так и остались у власти, и не могли простить своего обличения поэту. Отцу пришлось присутствовать на суде. В определенных качествах в процессе участвовали Анна Ахматова и дочь Сергея Есенина. Бешкарева осудили на несколько лет. Он сидел на Тайшете. Они продолжали переписываться. Оттуда Бешкарев слал посвященные отцу стихи. Эту фотографию, с надписью на обратной стороне, где Геннадий Арсеньевич снят с женой Тамарой (справа) и ее подругой Бешкарев прислал с Тайшета.

          На следующей фотографии Геннадий Арсеньевич на отдыхе с женой уже по возвращении из заключения:

          Получив свободу, Бешкарев работал учителем музыки. Сочинял песни и присылал изданные сборники отцу. Вел авторскую программу на алма-атинском радио. А перед пенсией, что бы получать ее в большем размере, работал дорожным строителем – пригодился опыт, полученный на Тайшете.

В 1956, когда судили Бешкарева, не смотря на свое членство в КПСС, отец был на его стороне. Но позже, в начале 1980-х, у отца появился какая-то особая приверженность к своим идеалам. В то время в Западной Германии вышел в значительной степени диссидентский по духу сборник стихов поэтов  живущих в Средней Азии.  Стихи Бешкарева там занимали одно из главных мест. И отец прервал с ним переписку. У меня тоже тогда, после учебы в Москве в Институте управления, появилось несколько знакомых за рубежом. Мне слали открытки и журналы из Америки. Из Италии прислали «Улисса» Джойса и 12 томов Пруста на английском, из Франции - сборники  о Годаре, Бергмане и Феллини. Но отец заставил меня прервать переписку.

          Правда, позже, к концу 1980-х, контакты между отцом и Бешкаревым возобновились. О Бешкареве был показан большой сюжет в чрезвычайно популярной тогда программе «Взгляд» Центрального телевидения, в которой он читал самые вызывающие свои стихи. Но, кажется, они больше так и не встречались при жизни отца. Хотя отец чуть ли не ежедневно вспоминал его по тому или иному поводу.

          Бешкарев умер во второй половине 1990-х, пережив отца на несколько лет. Недавно мне прислали видеокассету, на которой он снят на любительскую видеокамеру, а так же записана прошлогодняя передача алма-атинского телевиденья о его жене – Тамаре. Оказывается, она всю жизнь проработала педагогом первых классов. У меня сохранились машинописные листы нескольких первых глав интереснейших мемуаров, написанных Бешкаревым. Прекрасный слог, очень увлекательно, трудно оторваться. Жаль, что они, кажется, так и не были изданы. Мне бы очень хотелось их дочитать.

Другие друзья и знакомые отца

          Среди близких друзей отца можно назвать еще  поэта Левушку Яшина (так всегда ласкательно называл его отец, может быть, что бы отличать его от более знаменитых его тезок – знаменитого вратаря и более известного, чем Левушка, поэта – тоже Льва Яшина). Левушка был лириком, писавшим только о своих любовных переживаниях. Главным источником его доходов была сдача комнаты в его квартире. У него была роскошная шевелюра поэтического гения. Он был такой же кудрявый как Пушкин и всегда старался подчеркнуть это сходство. У нас не осталось ни одной его фотографии, и видел его я только однажды. Это было 25 лет назад. Мне тогда было 15 лет и я в первый раз с родителями приехал в Москву. Кажется, у него были бакенбарды почти такие же пышные как у Пушкина. Отец рассказывал, что однажды Левушка пробовался на роль Пушкина, пошел на студию в специально сшитом сюртуке, с тростью, но не прошел отбора. Познакомились они, кажется, когда отец учился в Московском институте культуры на библиографа. Он учился заочно и в Москву приезжал только на сессии, а Левушка был коренным москвичом. Сейчас Левушка уже тоже умер.

          Поэзия и шахматы были основными увлечениями отца, и среди его знакомых были в основном поэты и шахматисты. Самой известной из знакомых была поэтесса Юнна Мориц. Он, как и я теперь, считал ее гениальной. Посвятил ей одно из своих стихотворений. Не знаю точно, где они познакомились. Во время приездов в Москву отец часто ходил на могилу Есенина, где читали стихи великого поэта, или стихи, посвященные ему. Поскольку отец знал практически все поэтические произведения Есенина наизусть, то он также читал их там. Чаще всего он читал поэму «Анна Снегина». Может быть, знакомство произошло там?.. Знаю только, что Мориц пригласила его в гости. Она с мужем принимали его на кухне в их квартире на проспекте Калинина. Во все последующие приезды он так же встречался с ними. Мне запомнилось, как он пересказал одно из наблюдений поэтессы: «Напишешь что-нибудь посредственное, и друзья-коллеги – наперебой начинают поздравлять: «Старик – ты гений!», напишешь, действительно что-то стоящее, и об этом никто старается даже  не упоминать». Мориц как-то обращалась к моей тете-врачу, когда у нее болел сын.

1970-е – 1990-е годы

В начале 1970-х отец вел клуб любителей музыки. Одно из самых теплых моих воспоминаний о детстве – это походы в этот клуб. Отец приглашал в него искусствоведов из местного института Искусств. Я до сих пор запомнил некоторые из тем лекций: «Учитесь слушать музыку», «Бетховен», «Берлиоз», «Паганини». Заседания проводились в кинотеатре «Манас», одном из самых крупных во Фрунзе. После лекций искусствоведа мы спускались в зрительный зал кинотеатра и смотрели какой-нибудь фильм текущего репертуара.

В те годы отец методично и систематически том за томом приносил мне из библиотек собрания сочинений Жюля Верна, Майн Рида, Александра Дюма, Конан Дойла, Библиотеки приключений, Библиотеки современной фантастики. Школу, и все что нужно было проходить по программе, я осваивал «через не могу» (хотя и был отличником), и для меня эти книги были настоящей отдушиной и главным источником моего интеллектуального  развития.

          До 1974 года мы почти каждый год ездили отдыхать на озеро Иссык-Куль. С лодки на донку ловили рыбу. Косяки рыб были видны на 30 на 40 метров в глубину. Клев всегда был хороший. Рыбу надо было только успевать вытаскивать. Мы загорали на золотом песке. Купались в теплой, как парное молоко, воде. Собирали облепиху.

В 1980-х годах отец читал много лекций. Теперь уже о поэзии. В основном о своих любимых поэтах: Есенине, Блоке, Апухтине и Надсоне. Это был его основной источник доходов. Кроме того, он зарабатывал на интервью, которые брал у приезжавших во Фрунзе звезд, и публиковал их в «Вечернем Фрунзе» и в «Комсомольце Киргизии». Помимо поэзии его увлечениями были футбол (пока фрунзенская команда «Алга» играла в первой лиге) и шахматы (в 1970-х). Он был одним из активных членов «Общества любителей книги» во Фрунзе.

          Несколько лет после окончания института и до поступления в аспирантуру я жил во Фрунзе. Отец никогда особенно не любил кино (правда, у него был один кумир – Петр Олейников) и не читал беллетристику, предпочитая поэзию и историческую литературу. Однако в тот период он стал со мной ходить в киноклуб, полюбил фильмы Тарковского (особенно «Сталкера» и «Зеркало»), Сокурова, Феллини и Бергмана. Стал читать книги тех авторов, которые были у меня всегда на устах в разговорах с ним и мамой – Кафку, Джойса, Германа Гессе, Фолкнера («Особняк», «Свет в августе»),  Нормана Мейлера («Нагие и мертвые»), Уильяма Стайрона («Выбор Софи», «И поджег этот дом»), Кобо Абэ («Человек-ящик»),  Кэндзабуро Оэ. Может быть, он просто пытался понять мир, которым я жил в те годы?..

У отца было одно странное суеверие - он никогда не хотел фотографироваться вместе с мамой. Опасался, что это может их разлучить.

Отец был сторонником сильной консолидированной власти. Когда началась перестройка, он долгое время надеялся, что она приведет к реформам, которые усилят власть, сделают ее более эффективной. После межнациональной резни в Оше и в Узбекистане, начала антирусских выступлений в Таджикистане, где жили наши родственники, стало ясно, что власть в стране распадается. Он тяжело, трагически, переносил все происходящее и умер в канун августовского путча 1991 года в результате кровоизлияния в мозг.

Свадьба русских фронтирьеров в Киргизии (моя бабушка стоит крайняя справа, в платке), где-то в начале прошлого века

Мой дед - Коваленко Сергей Павлович

            Отец Сергея Павловича, мой прадед – Павел Коваленко был коммерсантом. Торговал продуктами в Киргизии, но был ограблен и убит вместе со своим компаньоном. Жена его осталась одна  с тремя маленькими детьми. Младшим был Сережа. Жили бедно, в основном, только за счет огорода и небольшого приусадебного хозяйства. Как-то через село (а Сокулук всегда был большим селом) проезжал с гастролями цирк–шапито. Сережа не пропускал ни одного представления. Он был мальчик красивый, сноровистый. Его заметил дрессировщик диких зверей и пригласил участвовать в своих представлениях. А когда цирк собрался уезжать, то дрессировщик пришел к матери Сергея и стал уговаривать отпустить его вместе с цирком. Обещал дать мальчику хорошее образование, обучить искусству дрессировки. Мать какое-то время не соглашалась, но трудности с содержанием троих детей и невозможность дать им хорошее образование были очевидны, и она, в конце концов, согласилась. Почти 10 лет Сергей ездил вместе с цирком по Средней Азии. Потом руководство трупы приняло решение переехать в другой регион, а Сергей отказался, решил вернуться домой в Сокулук. Когда ему было 20 лет он познакомился с Настей Острожновой, моей бабушкой. Нельзя сказать, что Острожновы были рады отдавать дочь за бедняка. Но, в конце концов, смирились. Очень понравилась мать жениха – Коваленчиха, как ее все называли - женщина очень культурная, интеллигентная и, несмотря на бедность, независимая. Жить молодые стали у Коваленчихи. Настя и Коваленчиха очень подружились и не могли нарадоваться друг на друга. И даже после того, как во время войны Сергей Павлович ушел к другой женщине Коваленчиха еще несколько лет жила с Настей, не желая уходить в новую семью сына. В доме Коваленчихи родились и все дети Насти и Сергея Коваленко – Зина, Валя, Рая и Костя.

С приходом Советской власти и началом раскулачивания Сергей Павлович, как наиболее грамотный из всех бедняков села сразу стал членом правления. Именно к этому времени относится первая  из имеющихся у нас его фотографий (см. выше). Первоначально ему было поручено обеспечить уборку «кулацких» полей, а позже он стал председателем колхоза. Мама рассказывала, что когда началась коллективизация и создание колхозов дед первый, все что имел – коров, лошадей, повозки, и т.д., не смотря на возражения бабушки – все отдал в колхозную собственность. Мама рассказывала, что на деда в первые годы существования колхоза было совершено несколько покушений. Особенно ей запомнился случай, когда в их дом стреляли с улицы. Повыбивали стекла. К счастью, никто не пострадал.

На второй фотографии (1940 года) дед – председатель зажиточного колхоза. Сокулук всегда был зажиточным селом. Там никогда, даже в годы войны, не знали, что такое неурожай или голод. Одной из главных обрабатываемых культур была сахарная свекла. Построили большой сахарный завод. Семья переехала в новый большой дом в центре села. Зажили хорошо... А потом началась война.

          На следующей фотографии сделанной 30 сентября 1941 года семья сфотографирована накануне отъезда деда на войну. Моя мама стоит сразу за дедом, рядом дядя Костя, потом тетя Валя. Между дедом и бабушкой - тетя Рая.

Дед служил в кавалерии. Но воевать ему пришлось недолго. Он был ранен и вскоре демобилизован по ранению. После этого он опять стал председателем колхоза, увлекся молодой женщиной и ушел из семьи.

Мне запомнилась только одна встреча с дедом Коваленко. Выглядел он примерно так как на последней из имеющихся у нас его фотографий:

          Это было в 1968 или 1969 году. Мы с мамой приехали к нему в больницу, расположенную там же в Сокулуке. Он был тогда уже парализован и почти не мог говорить. Вскоре я узнал, что он умер. Не знаю насколько именно благодаря ему, но Сокулук всегда был зажиточным селом.

Острожновы и Дробиткины

Род Острожновых по сути берет свое начало с Сидора Павловича Острожнова. Сидор Павлович всю свою жизнь был управляющим. Сначала в имении помещика где-то в Европейской части России. Потом, получив свободу после отмены крепостного права, он с семьей перебрался в Сибирь, где имел большое хозяйство. В начале или в середине 1880-х годов в Сибири были голодные годы. Тогда-то он и решил перебраться в Среднюю Азию. Ехали на повозках, запряженных быками два месяца.

В те годы, власть осознав тщетность попыток обеспечить безопасность границ с помощью военных поселений, поняла, что равнинные границы непосильны для России – не хватит ни людей ни средств, что бы обеспечить их безопасность. Поэтому предпринимались все возможные усилия, что бы раздвинуть государственные границы до естественно-географических границ – неприступных гор и морей. Но нужно было не просто завоевать соответствующие территории, нужно было добиться их освоения русским населением, чтобы создать на них тот этнический баланс, который сделал бы невозможным отделение завоеванных территорий в будущем. Решить эту задачу позволила отмена крепостного права, хотя, возможно, именно необходимость решения геополитических проблем была одним из стимулов к отмене крепостного права. (Крепостное право – прикрепление крестьян к земле и подчинение административной и судебной власти помещика - в России в общегосударственном масштабе оформилось Судебником 1497г., указами о заповедных летах и урочных летах и окончательно – Соборным уложением 1649 г.; крепостное право отменено крестьянской реформой 1861 года) Как и предполагалось с отменой крепостного права масса крестьян получила свободу, но не имела достаточно плодородной земли, что бы оставаться жить там, где они были крепостными, то есть на европейской части территории России. Помимо того хорошо работала пропагандистская машина. Усиленно распускались слухи о том, что, что на новых территориях не будет неурожайных лет, не будет голода; земли каждый получит столько, сколько сможет обработать. Именно тогда появились миллионы российских фронтирьеров[1], на повозках запряженных быками и лошадьми, двинувшихся в Сибирь и в Среднюю Азию.

Справка о Киргизии из Российского Энциклопедического словаря (М. «Большая Российская энциклопедия», 2000г.)

КИРГИЗИЯ (Кыргызстан), Республика Киргизия (Республикасы Кыргызстан), гос-во на С.-В. Ср. Азии. 198,5 т. км². Нас. 4526 т.ч. (1993), гор. 38%; киргизы (2230 т. ч., 1989, пе­репись), русские, узбеки, украинцы, и др. Офиц. яз.- киргизский и русский. Верующие — мусульмане-сун­ниты. 6 обл. (1991), 40 р-нов, 21 город, 29 пос-гор. типа (1989). Столица - Бишкек. Глава гос-ва - президент. Высший законодат. орган — парламент.

Расположена в пределах Памиро-Алая на Ю.-З. и Тянь-Шаня на С.-В. (выс. до 7439 м, пик Победы), разделённых высокогорн. доли­нами и котловинами (на С.- Чуйская и Талас­ская, на Ю.- Алайская. на Ю.-З.- часть фер­ганской). Климат континентальный. Ср. темп-ры янв. от -1 до -8 в долинах до -27 °С в высоко­горье, июля от 20-27 до 15-17 °С в долинах до 5 °С в высокогорье. Осадков от 180-250 мм в год на В. Тянь-Шаня до 900—1000 мм на юго-зап. склонах ферганского хр. Реки (наиб. крупная — Нарын), богаты гидроэнергией, используются для орошения; оз. Иссык-Куль и др. Почвы серозёмного типа, в горах — каштановые горные чернозёмы. Рас­тительность пустынная и полупустынная; в го­рах — горн. степи, леса, луга. Создан ряд запо­ведников, а также природный нац. парк Ала-Арча.

В 6—12 вв. терр. совр. К. входила в Тюркский каганат, в гос-ва тюргешен, карлуков, Караханидов. В 13 - 1-й пол. 16 вв. под властью монголо-татар, ойратов. В 1-й пол. 19 в. в Кокандском ханстве. В 60-70-х гг. 19 в. вся К. вклю­чена в состав Рос. империи; входила в состав Туркестанской обл. (1865—67), затем Турке­станского ген.-губернаторства (1867-1917). Терр., населённая киргизами, делилась между 4 областями: Семиреченской, Сырдарьинской, Ферганской и Самаркандской, В нояб. 1917 -июне 1918 установлена сов. власть. В 1921-22 проведена зем.-вод. реформа. По нац.-гос. размежеванию Ср. Азии (1924) в составе РСФСР образована Кара-Кирг. (с 1925 Киргизская) АО, преобразованная в 1926 в Кирг. АССР. С 1936 союзная республика в составе СССР. В дек. 1990 принято совр. название. После распа­да СССР (1991) независимое гос-во.

В структуре нац. дохода (1993, %): с. х-во 37, пром-сть 28, торговля 7, стр-во 6, транспорт и связь4, другие 18. Произ-во эл.-энергии 12,9 млрд. кВт.ч (1994), на ГЭС и ТЭС. Ведущие  отрасли  пром-сти: маш-ние, ив. металлургия (до­быча в обогащение ртутных, сурьмяных и свинцово-ник. руд; произ-во ртути, сурьмы и др.), лёгкая (первичная обра­ботка шерсти и кож, хл.-очист., произ-во хл.-бум., шерстяных, шёлковых тканей, трикот. изде­лий, ковров и др.), пищевкусо­вая. Добыча кам. и бурого угля, нефти и газа; произ-во стройматериалов. Пл. с.-х. угодий 10,1 млн. га (1993). Гл. отрасль с. х-ва - жив-во (овн-во, молочно-мясное скот-во, коневодство). Посевная пл. 1294 т. га (1990), в т.ч. зерновые (в осн. пшеница) 42%, кормовые 50%, технические (хлопчатник, табак, эфир­но-масличные) 5% культуры. Возделывают кар­тофель, овоще-бахчевые культуры. Плод-во, виногр-во. Семеноводство (сах. свёкла, люцер­на). Валовой сбор зерна 782 тыс. т (1995). Пл. всех орошаемых с.-х. угодий 1032 т. га (1990). Гл. вид транспорта — автомобильный. Дл. авто­дорог общего пользования 18,6 т. км, в т. ч. с тв. покрытием 16,9 т. км (1995); общая дл. ж. д. 400 км. Судох-во по оз. Иссык-Куль. Трубопро­водный транспорт. Курорты Иссык-Кульской курортной зоны (Чолпон-Ата и др.), а также курорты Джалал-Абад, Иссык-Ата, Кызыл-Бу-лак. Альпинизм. Ден. единица - сом.

БИШКЕК (до 1926 офиц. назв. Пишпек, в 1926-1991 Фрунзе), столица Киргизии, ц. (с 1990) Чуйской обл., в Чуйской долине, у сев. подно­жия Киргизского хр. Ж.-д. ст. 634 т. ж. (1993). Маш-ние (сборка грузовых автомобилей, эл.-техн. оборудование, приборе- и станкостро­ение, с.-х. маш-ние, произ-во ЭВМ и др.), лёг­кая, пишевкус., хим., хим.-фарм., меб., строй­материалов пром-сть. Нац. АН Киргизии. Вузы (в т. ч. Кирг. ун-т). Т-ры (в т. ч. Т-р оперы и балета). Музеи: истории Киргизии, изобразит. Иск-в Киргизии, лит-ры им. Токтогула, природы и др. Дома-музеи: М.В.Фрунзе (родился в Пишпеке), Т. Айтиева, С.А. Чуйкова. Осн. в 1864 как русское военное поселение, город с 1878. С 1924 центр Кара-Кирг. (с 1925 Кирг.) АО, с 1926 столица Кирг. АССР, с 1936 - Кирг. ССР, с 1991 - Респ. Киргизия (Кыргызстан).

КИРГИЗСКИЙ ЯЗЫК, относится к тюрк. язы­кам (киргизско-кыпчакская гр.). Офиц. яз. Кир­гизии. Письменность на основе рус. Алфавита

КИРГИЗЫ (самоназв. - кыргыз), народ, осн. нас. Киргизии (2,23 млн. ч.). В Узбекистане 175 т. ч., Таджикистане 64 т. ч., России 42 т. ч. (1995); в Китае 150 т. ч. (1987). Яз. киргизский. Верующие К.— мусульмане-сунниты.

Переехав из Сибири в Киргизию, в город Пишпек, Сидор Павлович построил там дом, открыл магазин, купил большие земельные участки в районе села Сокулук.

Именно тогда, оказавшись в Киргизии Сидор Павлович взял себе фамилию Острожнов. До этого, вроде бы никакой фамилии не было. Когда пошел регистрироваться, то ему предложили взять фамилию Кобылкин. Он сказал: «Нет Кобылкиным не буду. Запишите меня Острожновым». Его спросили: «А ты что в остроге сидел?». Он ответил: «Никогда не сидел и сидеть не буду, но запишите Острожновым». Так он и стал Острожновым.

Сидор Павлович много работал, ездил по своим территориям, дома бывал, по сути, только два дня в неделю, все остальное время был в разъездах. Дома заправляла жена – Евдокия. Было у них  - 7 детей:  5 сыновей (Григорий, Дмитрий (мой прадедушка), Иван, Павел, Василий) и 2 дочери (Варвара и Домна). Семья была дружная. Сидор Павлович был высоким, статным, видным мужчиной. Евдокия выглядела несколько скромнее. Ростом была невысокого.  Дед долго держал детей при себе. Первым женился Григорий. Сидор Павлович построил ему отдельный дом, дал ему большой надел, корову, лошадь. Потом женил Дмитрия. Тому почти ничего не дал. Сказал, что жена умная, работящая, да и сам с головой - всего сам должен добиться, а для начала выделил только комнату в своем доме. Год они прожили в этой комнате, а потом построили дом в Сокулуке, и стали вести там свое хозяйство. Третий сын Сидора Павловича - Иван - стал портным. У него была дочь Анна. Четвертый сын, Павел, стал единоличным хозяином, у него было 2-е детей. Пятый сын, Василий, тоже стал единоличным хозяином. Варвара и Домна были выданы замуж за зажиточных людей. Сидор Павлович умер в 90 лет в семье Василия. Перед смертью он практически ослеп. Зрачки закрыла пленка. На одном глазу сделали операцию – сняли пленку. На втором делать операцию он не дал.

Жена Сидора Павловича, моя пра-прабабушка – Евдокия, умерла в 60 лет, после того как упала с чердака. Это произошло во время свадьбы младшего сына Василия. Захотела напоследок угостить гостей арбузом. Арбузы хранились на чердаке. Спускаясь оступилась, неудержалась на лестнице, упала и разбилась.

          Мой прадед – Дмитрий Сидорович Острожнов женился на Оксане Ивановне Дробиткиной.

          Дробиткины, перед тем как оказаться в Киргизии жили на Украине. Мой пра-прадед Иван Павлович Дробиткин был управляющим, другом и компаньоном богатого еврея, который занимался торговлей скотом, еще каким-то бизнесом и даже имел театр. Иван Павлович за время работы управляющим разбогател настолько, что сумел откупить у хозяина один из его домов. У хозяина было 3 любовницы из дворни. Одной из экономок у него была красавица Дуняша. Он неоднократно предлагал и ей стать его любовницей. Но она отказывалась. Когда Дробиткин обзавелся своим домом, то он высказал своему хозяину и другу желание жениться на Дуняше. Хозяин не возражал. Так они и поженились. У них родилось 4 детей – (дочери Оксана и Паша, сын Потап и еще один сын, который умер маленьким). На Украине начались еврейские погромы. Доставалось как самим евреям, так и тем, кто с ними был дружен. Чтобы избежать расправы Дробиткиным пришлось бежать. Так они оказались в Сибири. А после неурожайного года решили ехать в Среднюю Азию. В Киргизии поселились около Пишпека. Там Сидор Павлович Острожнов и познакомился с Иваном Павловичем Дробиткиным и с его семейством и сразу приглядел жену своему второму сыну – Оксану. Той тогда было 16 лет. Она была красавицей, лицом в мать. Оксана не хотела выходить замуж. Считала, что слишком молода. Но тут умер ее отец - Иван Павлович Дробиткин. Острожновы же тогда были одними из самых богатых людей в Бишкеке и ей пришлось согласиться выйти замуж за Дмитрия Острожнова, которому тогда было 26 лет. Пока в течение нескольких лет  молодые жили в семье Сидора Павловича Оксана вела себя как озорной ребенок. За столом могла сдерзить мужу. Отличительной чертой Дмитрия Острожнова (которая каким-то странным образом передалась и мне) было то, что он никогда даже в самых критических ситуациях не мог употреблять матерных слов. И вот даже в таких ситуациях, когда любой другой мужчина крыл матом все что только можно, он только и мог что сказать: «Ну поймаю, покажу!» Оксана выбегала из дома и пряталась в овчарне, среди овец. Дмитрий добегал до овчарни и кричал «Ну попадись ты мне!», а Оксана в ответ: «Б-е-е-е».

          У Дмитрия и Оксаны Острожновых было 10 детей: Маша, Ваня, Настя (моя бабушка), Наташа, Василий, Дуня, Мария, Марфа, Аня, Коля.

          Мария Дмитриевна, шестая среди детей, сейчас вспоминает, что когда они были маленькие, к ним в Сокулук часто приезжала баба Дуня, которая, похоронив мужа Ивана Павловича, жила одна в своем доме в Пишпеке. Она помогала разрывавшейся между 10 детьми своей дочери Оксане стирать и готовить обед. То, что она была в молодости экономкой у помещика, навсегда оставило след на ее культуре. Она привыкла в доме использовать сменную обувь (тапочки). В белье, после того как его перегладит, клала веточки сушеной мяты. И упрекала свою дочку: «Что же у тебя дети в доме босиком без тапочек ходят! И почему ты в белье мяты не кладешь?». Оксана оправдывалась: «Разве ж на них всех напасешься!». Баба Дуня вкусно готовила, но очень уж скрупулезно. Лепила вкусные маленькие вареники. Оксана говорила: «Мама, зачем вы такие маленькие вареники лепите. Лепите большие. Все равно в раз все съедят, а вы только весь день провозитесь». На что баба Дуня отвечала: «Нет, вареники должны быть маленькие!». Когда все было постирано и переглажено, а обед приготовлен, она садилась в доме на деревянные ступеньки лестницы, которая вела на второй этаж и вязала. Как-то она сидела так вечером, мимо туда сюда, вверх-вниз бегали дети. Младшенький, Коля, все время норовил ее задеть. Она сделала ему замечание. А он ей в ответ: «Баба – жаба!». Бывшая красавица Дуняша, которая и в возрасте сохранила остатки былой своей красоты, очень расстроилась и расплакалась из-за этих слов. «Почему он меня так назвал!» Никакие утешения, и заверения, что это лишь слова ребенка не смогли ее успокоить. После этого она уже не стала так часто гостить в семье дочери.

          Дмитрий и Оксана Острожновы жили с Сидором Павловичем, пока у них не родился 4-ый ребенок. Потом старший Острожнов дал им надел в Сокулуке, корову, лошадь, овец, домашнюю птицу, помог построить дом, так они начали свое хозяйство, которое к моменту коллективизации, стало одним из самых больших в Киргизии.

          О Дмитрии Сидоровиче Острожнове известно, что он был спокойный, тихий, покладистый, работящий, любил детей, был отличным плотником, столяром и сапожником. Делал модельную обувь на всю семью. Вся мебель в доме была сделана его руками. Детей практически не наказывал. Мария вспоминает, что лишь однажды он порол их ремнем, после чего очень долго переживал. В хозяйстве Дмитрия Острожного был большой дом, приусадебный участок в 100 соток, большой фруктовый сад, огород, участок леса, 100 гектаров пахотной земли, 5 лошадей (4 рабочих и одна выездная), 4 коровы, бык, 600 баранов, бессчетное количество уток, гусей и кур. Из техники в хозяйстве были: сенокосилка, веялка и молотилка.

Жили дружно, но работали, так что в конце дня сил ходить не было. Сторонних работников практически не привлекали. Дети работали с 7-летнего возраста. Мария вспоминает, что моя бабушка - Анастасия, которая была третьим ребенком в семье без слез и вспоминать не могла, как много ей приходилось тогда работать. Марии, которая была седьмым ребенком в семье, повезло больше. После раскулачивания и коллективизации, ей тогда только исполнилось 8 лет, так надрываться было уже не нужно.

О детях Острожновых известно следующее.

Самая старшая Маша (так получилось, что две девочки в семье Острожновых имели имя – Мария первая и седьмая, поэтому первую всегда называли Машей, а 7-ю Марией, как раз Мария и рассказала мне все об истории семьи Острожновых) была выдана за Семена Ивашина. У них было 4 детей – Семен, Анна, Ефим (помню, как мы (мама, папа и я) были в гостях в семье у Ефима в Сокулуке году в 1984, потом его дочь Наташа, которая живет в Бишкеке, ее муж работает в Политехническом институте, иногда бывала у нас в гостях и была на похоронах мамы), Лида. Их дочь – Анна Семеновна вышла замуж за Николая Попова. На следующей фотографии я сфотографирован с Володей и Сережей Поповыми – внуками Маши Ивашиной (они сидят). Я стою справа, слева стоит обнинский приятель Сережи.

Старший Володя окончил Фрунзенский Политехнический институт после чего был призван в армию и стал профессиональным военным. В канун распада СССР он служил на территории Украины. После того как Украина стала «самостийной», ему пришлось принять гражданство Украины и принести украинскую присягу. Сейчас он работает на военной кафедре одного из Харьковских ВУЗов у него двое уже взрослых детей (сын пошел по стопам отца и стал военнослужащим, дочь недавно вышла замуж). Младший, Сережа, так же окончил Политехнический институт во Фрунзе, после чего получил распределение в г. Обнинск, в 100 км от Москвы. Так совпало, что в это время и я в течение года, до перевода в Москву в Институт управления, учился в Обнинске в филиале Московского инженерно-физического института. С Сережей тогда мы часто встречались, вместе ходили на разные культурные мероприятия. Зимой 1978 года, когда в Обнинск к Сергею приезжал Володя мы встретились и сфотографировались все вместе. Сережа женат, у него одна дочка. Сережа по-прежнему  живет в Обнинске, но работает в Москве. В Обнинске же сейчас живет и их мать – Анна Семеновна Попова – внучка Дмитрия и Оксаны Острожновых.

Самой трагичной была судьба Ивана Острожнова, второго ребенка Дмитрия и Оксаны Острожновых. Он вырос, женился, у него была дочка, но умерла маленькой. Сам он погиб, во время киргизских волнений 1916 года. Тогда вышел царский указ, устанавливавший возможность призыва на трудовые работы лиц киргизской национальности. Вроде бы он шел в разрез с какими-то, договоренностями на основе которых, киргизы вошли в Российскую империю в середине 19-го века. По русским селам совершали набеги басмаческие группы, хватали всех русских кто попадался им на пути и жестоко их казнили. Иван был одним из тех кому не повезло. По слухам он был заживо сожжен. Позже киргизские волнения были так же жестоко подавлены царскими войсками. Большая часть бывших басмачей и их семей ушла через перевалы в Китай.

Третьим ребенком у Дмитрия и Оксаны Острожновых была Настя – моя бабушка и о ней и о ее детях подробно в отдельной главе.

Следующая девочка – Наташа вышла замуж за Кудрявцева. У нее была дочка – Маша Кудрявцева.

Пятый – Василий Острожнов жил в селе Беловодском недалеко от Сокулука. От первого брака у него было двое детей – Ваня и Леня. От второго: Виктор (жил в Баку, учился там в мореходном училище, потом уехал на Дальний Восток, стал капитаном дальнего плаванья), Николай, Света (стала врачом).

Шестая, дочка – Дуня умерла от черной оспы в 1930-е годы.

Седьмая дочь – Мария, родилась 4 или 6 мая 1912 года, вышла замуж за Николая Межерицкого. Почти всю жизнь прожила в Сокулуке. Сейчас живет в Москве у дочери, именно она и рассказала мне всю историю семьи Острожновых. У нее двое детей – сын Николай, 1933 года рождения – живет сейчас в Киеве, полковник в отставке.. У него дочь Ирина. Ей сейчас около 40 лет, она практически моя ровесница, живет в г. Денвере, США, работает медсестрой. В свое время она закончила Медицинский институт, вышла замуж за переводчика и уехала с ним на работу в Германию. Там выиграла американскую гринкарту, переехала в США и стала американской гражданкой. У нее сын 14 лет, практически не говорит по-русски. Вторая дочь Марии Межерицкой – Галина Николаевна Закржевская сейчас живет в Москве. Ее дочь Наталья учится в аспирантуре в Институте физики земли. На фотографии Галина Николаевна и Наталья в гостях у нашей семьи в компании моей жены и детей.

Восьмая, дочка – Марфа. Вышла замуж за Семена Тарасенко. Жили они во Фрунзе, в районе Большого Чуйского канала (БЧК). Семен Тарасенко стал моим «крестным». Я с родителями иногда летом ездили к ним в гости. Они накачивали для меня автомобильный баллон. Я купался в БЧК, плавал на баллоне, подобно мальчишкам из фильма «Влюбленные» с Родионом Нахапетовым. У Марфы и Семена Тарасенко было 2-е детей. Дочь Валя (окончила экономический факультет Киргизского ГосУнивеситета, вышла замуж, у них одна дочь - Ульяна) и сын Володя. Сейчас все они живут в Магаданской области. Марфа, насколько я помню, работала на кондитерской фабрике. И умерла она на много раньше моей бабушки.

На следующей фотографии мы с мамой в гостях у Тарасенко. В первом ряду стоят Марфа, я (только что вылез из БЧК), мама, во втором – Семен Тарасенко и муж их дочери.

Девятая, дочка – Анна, по первому мужу Гилина, по второму Артаева. У нее была одна дочь – Наташа. Артаевы жили во Фрунзе. Анна Артаева, погибла во время операции, на больничном столе. Хирург перерезал ей какую-то жизненно-важную артерию. После этого ее муж и дочь уехали из Фрунзе и больше о них никто из родственников ничего не слышал.

На следующей фотографии мама (слева) сфотографирована вместе с семьей Артаевых.

Самым младшим, десятым, был сын Николай. На следующей фотографии Николай сфотографирован со своей сестрой Анной (тогда еще по первому мужу - Гилиной). Фотография сделана 24 декабря 1939 года. На обороте надпись: «На память племяннице Зине (моей маме) от Ани Гилиной и Коли Острожнова».

Николай воевал, был тяжело ранен и контужен во время битвы на Курской дуге. Санитары его буквально откопали из-под земли. После госпиталя его демобилизовали. До конца жизни у него остался след от контузии – невосстановимый дефект речи. У Николая было двое детей – дочь Валя и сын – Миша. Валя сейчас занимает какой-то административный пост в Бишкеке. Она все время помогала с похоронами. Благодаря ей удалось и бабушку и отца и маму похоронить относительно недалеко друг от друга в удобном месте кладбища.

Теперь несколько подробнее о Дмитрии и Оксане Острожновых. Дмитрий родился приблизительно в 1866 году, умер где-то в конце 1930-х. Оксана Острожнова родилась примерно в 1876 году. Умерла в 1975, в возрасте 99 лет.

Когда в 1920-х годах началось раскулачивание они были самыми зажиточными людьми в Сокулуке. Вот как Мария, которой тогда было около 11 лет,  вспоминает день раскулачивания. Ее накануне оставили на току караулить зерно. Рядом были другие люди каждый охранял свое зерно. В принципе это было не опасно, поскольку, везде были люди, главное, что бы был глаз, следивший, что никто ничего не ворует. Вдруг приезжает С.П. Коваленко, муж моей бабушки, мой дед, и говорит, что родителей раскулачили, и они сбежали. А тогда у Острожновых непристроенными (не выданными за муж и не женившимися) оставались 5 детей. Так они четырех детей погрузили на телегу и уехали в село Лебединовка к сестре Оксаны Паше. Коваленко как мог успокоил Марию: «Не плачь, будешь работать в колхозе, мы будем убирать зерно, а ты будешь его стеречь». Так Мария все лето и пробыла на току. В это же время у Анастасии и Сергея Коваленко родилась первая дочка – моя мама, Зинаида. И все последующее время, до возвращения Острожновых в Сокулук, Мария жила в семье Коваленко и нянчила маленькую Зину. Поэтому мама всю жизнь называла Марию няней.

Мой дед Коваленко в это время был председателем колхоза, а его жена – моя бабушка – поваром. В семье так же жила мать С.П. Коваленко, но она в основном занималась домашним хозяйством. Причем моя бабушка и прабабушка Коваленко были очень дружны. Настолько, что даже после того как дед Ковалнко ушел в другую семью, его мать продолжала жить с моей бабушкой.

Через некоторое время, после раскулачивания Дмитрий Коваленко решил ночью заехать к себе домой, что бы взять кое-какие вещи. Но эта поездка оказалась неудачной, его схватили и посадили в тюрьму. В тюрьме он просидел около года, пока не сориентировался, и не разработал план побега. Потом в один из дней, когда его навещала жена, он ей сказал, что бы она в 3 часа  ночи на телеге с детьми подъехала к тюрьме, он к этому времени попытается быть уже на улице. Тюрьма находилась недалеко от тогда еще только строящегося БЧК. Все получилось и они по дну БЧК выехали из опасной зоны и поехали в Пржевальск, расположенный на берегу озера Иссык-Куль. В Пржевальске они  устроились под фамилией Копытиных работать на птицеферму. Дмитрий занялся снабжением птицефермы кормами, Оксана стала поваром. Так прожили они 3 года, построили новый дом. Вдруг вызывает Дмитрия Сидоровича в милицию начальник и говорит, говори всю правду, кто ты и откуда. Дмитрий Сидорович во всем признался. Тогда начальник ему и говорит. Донесли на вас, так что сегодня же ночью бегите с детьми, а то завтра вас арестуют. Так они оказались на самом юге Киргизии в г. Оше. А в Оше в это время – толпы раскулаченных, кругом безработица и нищета. Но Дмитрию Сидоровичу удалось устроиться сторожем в какой-то магазин, а Оксана стала работать штукатуром на строительстве глинобитных заборов. Жили по-прежнему с 4-мя детьми. Снимали времянку. Так они прожили около года. А потом прошел слух, что больше раскулаченных не преследуют и они решили возвратиться в Сокулук. В Сокулуке к этому времени их дом сгорел. От хозяйства ничего не осталось. Их больше никто не преследовал. Они купили времянку на краю села. Дмитрий устроился плотником. Оксана пошла работать в звено по уборке свеклы. Марфу отдали замуж за Тарасенко. Анну послали учиться на медсестру. Колю отдали в школу. Потом разошлась со своим мужем их дочка Наташа, которая была в это время бригадиром в колхозе. После развода она решила уехать из Сокулука, а дом отдала родителям.

После смерти Дмитрия Оксана жила в семье Артаевых, после смерти Анны, жила у Василия, и потом до конца жизни у Марии Дмитриевны Межерицкой. В детстве мы часто навещали ее с мамой и бабушкой у Марии Межерицкой. Я помню ее уже неходившей старой женщиной. Она все время лежала на кровати в белой рубашке, у нее были длинные седые распущенные волосы. Помню, что она очень любила конфеты и печенье.

А теперь о моей бабушке немного подробнее.

Моя бабушка –Анастасия Дмитриевна Коваленко, урожденная Острожнова

(1902-1992 годы)

Точную дату своего рождения бабушка не знала. Когда пошла получать паспорт, так честно и призналась паспортисту – год знаю – 1902, а день рождения даже мать не помнит, но родилась весной. Паспортист оказался мужчиной веселым и говорит – вон смотри, какую я тебе хорошую дату рождения написал – она посмотрела – 8 марта – Международный женский день. Так мы и поздравляли ее в этот день. Бабушка очень тяжело работала всю свою жизнь, и, тем не менее, прожила 90 лет, на год пережив моего отца. Бабушка родилась в 1902 году, когда Острожновы уже имели крепкое хозяйство. Семья была многодетной. Отец бабушки, мой прадед, Дмитрий Острожнов хотел отдать ее в школу, говорил, что Настя самая смышленая из детей, но мать бабушки воспротивилась. Кто будет ей по дому помогать, кто будет прясть? И был у бабушки брат-погодок – Иван. Она и говорит – или Ивашка не пойдет в школу или Настя – выбирай! Отцу ничего не оставалось, как смириться – не дать образование сыну, которому самому предстояло в будущем стать главой семьи, было бы преступлением. Настя же очень хотела получить образование, и сама старалась первая сделать домашние задания, которые задавали Ивашке. Так она научилась читать, писать и считать. Вот и все ее образование.  Правда в конце 1920-х годов в Сокулуке организовали курсы ликбеза, но она смогла сходить на них только пару раз – у нее уже было трое детей и свое большое хозяйство, которое нельзя было бросать надолго. Тем не менее, мне запомнилось, из раннего детства, что когда руки у нее уставали прясть (у нас тогда была прялка, древняя, деревянная) и вязать она садилась и читала какую-нибудь книгу.

На первой, из имеющихся у нас фотографий бабушки, она  снята в группе передовой бригады колхозниц в середине 1930-х годов.

          На следующей серии фотографий лета 1939 года она  сфотографирована  на курорте, где отдыхала со своей старшей сестрой Марией  Острожновой. Именно Мария будет в течение 20 лет, до самой смерти прабабушки, ухаживать за больной матерью. Псоледние годы жизни она  жила в Подмосковье, ее дочь получила высшее педагогическое образование, в настоящее время работает в Москве, а внучка в 2002 году защитила кандидатскую диссертацию.

Дети

Зинаида

У бабушки было четверо детей. Старшая – моя мама – Зинаида. Ей посвящена отдельная глава.

Валентина

          Вторым ребенком в семье была Валентина. Она рано вышла замуж за, проходившего в расположенной по соседству воинской части срочную воинскую службу, Ивана Козориз и уехала с ним на Украину. В середине 1960-х бабушка ездила к ним в гости. Прожила там около месяца. На фотографии, сделанной в тот период, бабушка сфотографирована в их семье. Рядом сидит отец семейства – Иван Козориз. Стоят ее дочка - Валя и ее внучка - Ниночка. Через год Иван погибнет при разгрузке бревен на производстве. После этого Валентина Сергеевна и Ниночка вернутся во Фрунзе, где и живут до сих пор. Обе работали в торговле. У Ниночки 2-е детей – Лена и Саша. Оба сейчас живут в Москве. Лена окончила юридический факультет университета и работает следователем.

Раиса

          Третьей дочкой была Раиса. На следующей фотографии бабушка сфотографирована в окружении семьи мужа Раисы. Рядом с бабушкой сидит Прасковья Афанасьевна Шаклова – мать мужа Раисы Сергеевны. Стоят: Раиса, ее муж – Шаклов Виктор Степанович и его сестра. Виктор Степанович, строитель, прораб, умер в начале 1990-х. Прасковья Афанасьевна пережила его, кажется, на полгода или год. Тетя Рая всю жизнь проработала на ткацкой фабрике, сейчас на пенсии, и живет во Фрунзе, одна в своем доме.

У Раисы и Виктора Шакловых было двое детей - Сергей и Дмитрий. Сергей на полгода младше меня. Дима младше на 4 года. В детстве, до 7 лет мы жили в стоящих рядом особняках, так что достаточно было перейти через калитку из одного  приусадебного участка на другой, что бы попасть друг к другу в гости. Потом наша семья переехала в многоквартирный дом. Он также располагался не очень далеко от Шакловых, так что все мое детство прошло вместе с ними и я никогда не испытывал одиночества единственного ребенка.

Сергей окончил Политехнический институт во Фрунзе, женился. Жена его – педагог. В середине 1980-х они уехали куда-то на Алтай, где и живут сейчас. Сергей работает на заводе, производящем и ремонтирующем оборудование для урановых рудников. У них один сын.

Дима стал водителем. После армии он женился на младшей сестре жены Сергея. Сейчас они живут в Белгороде. У них двое детей.

Константин

(5 июня 1928 – 31 мая 1982)

          Дядя Костя в моих глазах он был по настоящему героической личностью - судьба его складывалась таким образом, что ему не раз приходилось совершать героические поступки. Эта фотография сделана в 1956 году в городе Саяны Азербайджанской ССР во время прохождения воинской службы:

          После окончания срочной службы он вернулся в Киргизию. Женился.

На следующей фотографии моя бабушка на его свадьбе, окружении родственников его невесты Валентины. После свадьбы молодая семья жила в поселке Кара-Балта. Сокулук располагался как раз по середине между Кара-Балта и Фрунзе. У дяди Кости была автомашина «Победа», и он часто приезжал с семьей к нам в гости во Фрунзе.

          Дядя Костя работал командиром пожарного взвода. В Кара-Балта была колония для заключенных. Однажды в ней начался бунт, и заключенные подожгли несколько зданий. Получив вызов на пожар, команда дяди Кости на машинах въехала за ворота колонии. Тут же ворота закрылись, и вся команда оказалась в плену у взбунтовавшихся заключенных. Пожарные все равно  начали тушить пожар, но здесь  перед дядей встала задача еще и сохранить жизнь членам своей команды, спасти от гнева заключенных. И ему это удалось. Правда, зэки заставили его выпить  с ними, на «закуску» предложив бутылку машинного масла.

Позже дяде Косте дали медаль – «За отвагу на пожаре», написали  о его подвиге небольшую заметку в газете «Советская Киргизия».

          Вскоре после этого случая родители его жены переехали на побережье Иссык-Куля, сначала в поселок Рыбачий, а потом в город Чолпон-Ата, где и живут, кажется, по сей день. А дядя Костя с семьей уехал в город Шевченко, в Казахстане, расположенный на берегу Каспийского моря.

В Шевченко в это время была запущена первая в мире опреснительная установка на базе атомного реактора. Дядя Костя отвечал за материально-техническое обеспечение этой установки. И однажды ему пришлось, чтобы не допустить остановки реактора, срочно доставлять ядерные стержни без надлежащей системы  защиты. Во время этой операции он получил большую дозу облучения и умер от этого в возрасте 54 лет.

          На следующей фотографии бабушка у гроба дяди Кости в окружении его жены – Валентины, его сестер - моей мамы, Раисы Сергеевны и Валентины Сергеевны.

          Дядя Костя был похоронен в г. Шевченко (сейчас - Актау), где по сей день живут его вдова Валентина, дочь Оля и внук Костик.

Вдова дяди Кости – Валентина, его дочь Оля и внук Костик, январь 2000г.

Сын дяди Кости – Сережа с женой после распада СССР уехал из Шевченко в Россию и живет где-то в Воронежской области, вроде бы, занимается фермерством. У них двое мальчиков.

1960-е – 1980-е годы

          Практически все эти годы жизни бабушки были посвящены мне. Не будет большим преувеличением сказать, что в детстве она была моим лучшим другом. Но и это не будет достаточным для того, что бы отразить ту степень заботы и материнской любви, которые были отданы ею мне в эти годы. Она прекрасно готовила. Я никогда не забуду ее борщи с курицей, фаршированной галушкой с измельченными потрохами. Никто в жизни уже не заботился обо мне так самоотверженно и не готовил для меня так хорошо как моя бабушка.

Помимо заботы обо мне у нее было только одно увлечение. Это - огород. Пока мы жили в особняке, у нас был курятник и большой сад, и я даже помню, как мы с ней вместе торговали, выращенными в нем персиками и черешней. Потом мы переехали в многоквартирный дом. И там ей удалось около дома тоже развести довольно большой сад, но фруктов из него хватало только для себя. За этим садом она ухаживала в течение 20 лет. Ночами гнала воду из арыков, что бы его поливать, все время что-то в нем вскапывала и сажала. В конце 1980-х, когда началась перестройка, в Киргизии ее восприняли весьма своеобразно. Было выпущено постановление, по которому запрещалось иметь свои сады около многоквартирных домов. Во многом это было связано с ожидавшейся земельной реформой, при которой земля должна была перейти в частную собственность. Руководствуясь этим постановлением,  районные власти снесли ограду, которой был огорожен бабушкин садик. В скором времени весь он был вытоптан, большинство деревьев сломано. Бабушка очень переживала, и вскоре у нее отнялись ноги. Через два года, в возрасте 90 лет она умерла. Все последние годы за бабушкой ухаживала мама. Я к этому времени уже несколько лет учился в аспирантуре, а потом в докторантуре в Москве.

Моя мама – Зинаида Сергеевна Коваленко

(1923-1994)

           Мама родилась 12 июля 1923 года в крестьянской семье в селе Сокулук в Киргизии. Она была первым ребенком в семье. Ее мать, моя бабушка, Коваленко Анастасия Дмитриевна, и отец, мой дед, Коваленко Сергей Павлович, были крестьянами. После образования колхоза дед стал его председателем. Мама рассказывала, что как-то на день рождения он подарил ей живого дикобраза, который какое-то время жил в старом курятнике.

Несколько самых первых маминых фотографий, на которых ей пять и семь лет, о которых я помню, поскольку рассматривал их в детстве, не сохранились. Зато сохранилось множество более поздних ее детских и юношеских снимков. Все они сделаны в селе Сокулук в Киргизии.

          На первой из них, 1935 года, маме  12 лет. Она пионерка. На фотографии их пионерская дружина с преподавателями и пионервожатыми.

          Еще одна фотография 1935 года, на которой мама  сфотографирована со своей младшей сестрой Валей (стоит сразу за мамой) и двумя подружками.

Эта фотография, сделана в январе 1938 года. На ней мама (слева, ей 14 с половиной лет) с подругой Марусей.

          На следующей фотографии, 1939 года, маме  15 с половиной лет. На фотографии девочки класса сфотографировались со своим бывшим учителем физкультуры, который должен был вскоре навсегда уехать из Сокулука.

          Надпись на оборотной стороне фотографии:

          На следующей фотографии лета того же 1939 года мама   с подругой и соседскими мальчишками:

Этот снимок сделан после войны - 2 января 1946 года. Маме 22 года.

Последующие снимки сделаны уже во Фрунзе.

          Фотография весны 1952 года. Маме 29 лет.

          Еще одна фотография 1952 года. Мама  среди выпускников бухгалтерских курсов. Надпись на оборотной стороне фотографии:

            Фотография лета 1954 года. Мама  на отдыхе:

          На следующей серии фотографий октября 1954 года мама на точке выездной торговли от кафе «Сон-Куль». Она всегда иронично комментировала запечатленное на этих снимках. Примерно так:

          Было скучно и грустно:

Выпили лимонада:

И... развеселились:

          После окончания бухгалтерских курсов мама почти 30 лет проработала бухгалтером и экономистом в кафе «Сон-Куль». По-моему, и по сегодняшний день этот большой трехэтажный ресторанный комплекс в центре киргизской столицы является самым крупным предприятием питания в городе. На первом этаже всегда размещался диетический зал. На втором – был общий зал, а на третьем зал национальной кухни (шашлыки, лагман, манты) и кафе «Мороженное». Значительную часть своего детства я провел в этом кафе, особенно в начальных классах школы. Зимой ежегодно ходил на Новогодние елки для детей сотрудников. Летом, набродившись по городу, и пересмотрев фильмы в близлежащих кинотеатрах, шел к маме обедать, а потом в Красном уголке ждал, когда у нее закончится работа, что бы вместе с ней идти домой. Часто ходили в театр. Работники кафе были большими любителями музыкальных постановок. Во Фрунзе не было своего театра оперетты, но часто кто-то гастролировал. И работники бухгалтерии пересматривали весь репертуар. Мама всегда брала меня с собой. По таким дням я приходил к ней на работу, и мы отправлялись в театр.

          На следующей фотографии 1959 года мама  с коллективом бухгалтерии кафе «Сон-Куль». Фотография сделана недалеко от места работы, около бюста поэту Жоомарту Боконбаеву, в расцвете лет погибшему в автомобильной катастрофе.

          Мои родители познакомились в конце 1950-х годов. Их познакомила Тамара Дианова, подруга матери, которая, в свою очередь, познакомилась с отцом во время следствия по делу Бешкарева. Мама к этому времени очень увлекалась литературой, очень много читала, так что у них с отцом оказалось много общего. Тамара Дианова была супругой высокопоставленного партийного функционера. Она была, пожалуй, самой близкой подругой мамы до конца ее жизни. У нее была прекрасная библиотека. Впрочем, у нас тоже была неплохая библиотека в несколько тысяч томов. К сожалению, я ее полностью утратил после отъезда из Фрунзе и смерти родителей.

          Отец посвятил маме огромное количество стихов. Они были записаны в специальном блокнотике «Для стихов» с разноцветными, нежных тонов, страницами. К сожалению, во всех моих переездах я  потерял его, подобно Набоковскому Гумберту Гумберту, умудрившемуся потерять дорогую ему фотографию Анабеллы. Из всего блокнота мне запомнилось лишь одно четверостишье::

          Ни за какие сокровища мира

          Зина родная тебя не отдам!

          Пусть вручают мне жезл кумира

          Сотни тысяч изысканных дам!

          Любимым занятием мамы было чтение книг. Как-то, еще только в начале совместной жизни, они с отцом выиграли по облигациям 3-х процентного займа большую сумму денег. Получив выигрыш, они пошли в магазин подписных изданий и на все деньги подписались и выкупили несколько десяток подписок на собрания сочинений самых разных авторов. Там были Золя, Фейхтвангер, Мопассан, Тургенев, Чехов, Толстой. Эти-то книги и стали основой нашей разросшейся на всю трехкомнатную квартиру библиотеки. Отец практически не читал беллетристики, хотя разбирался в авторах и всегда покупал наиболее интересные из выходивших тогда изданий. Мама же читала все. Она перечитала от корки до корки сочинения, комментарии и переписку всех имевшихся у нас дома авторов, сочинения которых были изданы по академическим канонам.

          Любимым местом отдыха для всего нашего семейства был Иссык-Куль. Мы ездили туда на пару недель почти каждое лето. В пансионат «Волна» в местечке Долинка, где мы обычно отдыхали, время от времени  приезжала книжная автолавка военторга, и там мы покупали книги, которые не могли достать во Фрунзе.

          С мамой мы любили ходить в театр. Как правило, это были премьеры в Русском драматическом театре. Отец присоединялся к нам в таких походах довольно редко. Гораздо чаще он соглашался сходить с нами в кино, хотя обычно мы все-таки ходили с мамой вдвоем. Так прошли мои школьные годы. Потом я уехал в Москву учиться в институте. В квартире остались мама, папа и бабушка. После окончания института я на несколько лет вернулся домой. А потом снова уехал в Москву, в аспирантуру. У мамы развился хронический бронхит.

          Летом 1991 года мы похоронили отца. Через год умерла бабушка, которая до этого два года пролежала не вставая, и за которой все это время ухаживала мама.

          За те, в общей сложности, 11 лет, что я учился в Москве, мама несколько раз приезжала в столицу. Сначала с отцом. Потом одна. В Москве у меня тогда еще не было  своего жилья, и она жила в основном у тети Вали. Вот и летом 1994 года она должна была приехать в очередной раз. Но 6 апреля 1994 года она пошла в районную поликлинику в Бишкеке, что бы сделать последний из 10 уколов эуфилина назначенных ей врачом. Она умерла сразу же, как только ей была сделана инъекция, прямо в медицинском кресле. По заключению врачей смерть наступила от острой сердечной недостаточности.

          Когда я приехал, что бы похоронить ее, мамины сестры – Валентина Сергеевна и Раиса Сергеевна – поведали мне о том, что мама рассказывала им, что ей часто стал сниться отец, который якобы говорил, что скучает, и звал ее к себе. От соседей же я узнал, что всякий раз после уколов мама была сама не своя. Вся бледная... Соседи говорили, что они даже отговаривали ее от этих уколов. Сейчас мне трудно кого-то винить в ее смерти.

          Вот ее последняя фотография, сделанная в октябре 1993 года – за полгода до ее смерти. Маме на ней 69 лет.